Мне бросили упрек, Фред. Да, Джордж, похоже, что ты не ошибся.

– Хорошо. Теперь остальное. По моим оценкам, придется потратить двести пятьдесят тысяч долларов на ремонтные работы, прежде чем уотерфордский завод выдаст хотя бы одну чистую простыню.

– Что? – Орднер со стуком поставил свой бокал. Ага, Фредди. Похоже, мы задели оголенный нерв. – Стены набиты сухой трухой. Каменная кладка с восточной и северной сторон практически превратилась в порошок. А полы такие слабые, что первая же мощная стиральная машина, которую мы туда установим, окажется в подвале.

– Это точно? Я имею в виду цифру – двести пятьдесят тысяч?

– Точно. Нам понадобится новая система вентиляции. Новые полы – внизу и наверху. И пяти электрикам понадобится две недели, чтобы провести новую проводку. Тамошняя проводка может обеспечить напряжение в двести сорок вольт, а нам требуются выходы на пятьсот пятьдесят. А так как мы будем расположены на другом конце города от тепло– и электросетей и водонапорной станции, то я могу обещать тебе, что наши счета за электроэнергию и воду возрастут, по крайней мере, на двадцать процентов. Бог с ним, в конце концов, с возрастанием расходов на электроэнергию, но не мне тебе объяснять, что означает двадцатипроцентное увеличение платы за воду для прачечной.

Орднер выглядел потрясенным.

– А теперь забудь, что я сказал о возросших издержках. Перейдем к затратам на переустройство. На чем я остановился? Ах да, нужна новая проводка с выходами на пятьсот пятьдесят вольт. Нам понадобится новая сигнализация против грабителей и система видеонаблюдения. Новая изоляция. Новое покрытие для крыши. Ах да, еще новая канализация. На улице Фер мы находимся на вершине холма, но улица Дуглас расположена на дне естественной впадины. Одна новая канализация обойдется нам в сумму от сорока до семидесяти тысяч долларов. – Господи, так почему же Том Гренджер ничего мне этого не сказал?

– Потому что он не ездил со мной на осмотр завода.

– Почему?

– Потому что я сказал ему, чтобы он оставался в прачечной.

– Что ты сделал?

– В тот день у нас вышла из строя печь, – объяснил он терпеливо. – У нас накопилась груда заказов, и не было горячей воды. Том должен был остаться. Он – единственный человек, умеющий находить общий язык с этой печью.

– Господи, Барт, неужели ты не мог свозить его туда в какой-нибудь другой день?

Он допил виски одним глотком.

– Я не видел в этом никакого смысла.

– Ты не видел… – Орднер так и не сумел закончить фразу. Он поставил свой бокал и помотал головой, словно человек, которого сильно ударили кулаком в лицо. – Барт, ты понимаешь, что может случиться, если твои расчеты неверны и мы потеряем этот завод? Ты можешь потерять работу – вот что это значит. Господи, да как ты после этого придешь домой к Мэри с отбитой задницей?

Ты меня никогда не поймешь, – подумал он, потому что ты никогда ничего не предпринимал, шесть раз не подстраховавшись и не построив в ряд как минимум трех козлов отпущения. Именно поэтому ты и скопил четыреста тысяч долларов в акциях и на банковских счетах и обзавелся «Дельтой-88» и пишущей машинкой, которая выскакивает у тебя из стола, как чертик из коробки. Эй ты, гребаный карась, а ведь я могу тебя крупно подставить. Не ты один такой шустрый.

Он улыбнулся, глядя на искаженное от волнения лицо Орднера. – Ты еще не слышал мой последний пункт, Стив. Услышишь – поймешь, почему я так спокоен.

– Что ты имеешь в виду?

Он солгал с легким сердцем.

– Том Мак-Ан уже известил агента по торговле недвижимостью, что его корпорация не заинтересована в покупке завода. Они послали туда своих ребят для осмотра, и те заорали благим матом. Так что у тебя есть мое слово, что это дерьмо не стоит четырехсот пятидесяти тысяч. Еще у тебя есть девяностодневный срок исключительно права покупки, который истекает во вторник. А еще у тебя есть оборотистый торговец недвижимостью по фамилии Монохан, который вешал нам лапшу на уши. И ему это почти удалось.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю дать сроку истечь. Потом мы не меняем карт до следующего четверга или около того. Ты поговоришь с ребятами из бухгалтерии по поводу двадцатипроцентного увеличения расходов на воду и энергию. Я поговорю с Моноханом. Когда мы закончим, он будет умолять меня на коленях купить этот завод за двести тысяч.

– Барт, ты уверен?

– Уверен ли я? – сказал он, натянуто улыбнувшись. – Я бы не стал высовывать башку, если б думал, что кто-нибудь может снести мне ее с плеч.

Джордж, что ты делаешь?

Заткнись, заткнись, сейчас не мешай.

– Что мы имеем? – сказал он. – Оборотистого торговца недвижимостью без покупателя. Мы можем себе позволить не торопиться. Чем дольше мы его продержим в подвешенном состоянии, тем ниже будет цена, когда мы, наконец, согласимся купить этот завод.

– Хорошо, – медленно сказал Орднер. – Но я хочу объяснить тебе кое-что, чтобы не было никаких недомолвок, Барт. Если мы не используем наше право исключительной покупки, а потом кто-нибудь другой перекупит этот завод, мне придется выбросить тебя за борт. Лично я…

– Знаю-знаю, – сказал он, ощутив внезапно навалившуюся усталость. – Лично ты ничего не имеешь против меня, но так делается дело.

– Барт, а ты уверен, что не заразился от Мэри этим вирусом? Что-то ты сегодня неважно выглядишь.

Сам ты неважно выглядишь, старая гребаная развалина.

– Я снова приду в норму, когда улажу это дело. Оно отняло у меня много сил.

– Да-да, конечно. – Орднер придал своему лицу сочувствующее выражение. – Чуть было не забыл… Ведь твой дом тоже на линии огня?

– Да.

– Подыскал себе другой?

– Ну, вообще-то мы тут присмотрели парочку домов. Не удивлюсь, если завершу уотерфордскую сделку в один день с моей личной.

Орднер улыбнулся.

– Возможно, это будет первый день в твоей жизни, когда ты выторгуешь двести тысяч долларов между восходом и закатом.

– Да, серьезный будет денек.

По дороге домой Фредди пытался поговорить с ним – да что там, просто-напросто вопил на него, – и ему постоянно приходилось пускать прерыватель в ход. Он как раз сворачивал на Крестоллин, когда прерыватель сгорел, распространяя запах плавящихся синапсов и перегоревших аксонов [2] . Вопросы хлынули на него лавиной, и он нажал двумя ногами на тормозную педаль. «ЛТД» с визгом остановился прямо посреди улицы. Ремень безопасности резко впился ему в живот, недовольно заворчавший в ответ.

Когда он сумел взять себя в руки, он медленно подъехал к обочине, выключив двигатель, фары, отстегнул ремень безопасности и откинулся на спинку сиденья. Руки его, лежавшие на руле, сильно дрожали.

С того места, где он сидел, было видно, как мягко изгибается улица. Фонари образовывали изящный рыболовный крючок света. Это была симпатичная улица. Большинство домов на ней было построено после войны, в 1946-1958 годы, но каким-то непостижимым образом синдром пятидесятых их не затронул, равно как и связанные с ним болезни: крошащийся фундамент, лысеющая лужайка, изобилие игрушек, преждевременное устаревание машин, отслаивающаяся краска, плексигласовые вторые оконные рамы.

Он знал своих соседей – а что в этом удивительного? Они с Мэри прожили на Крестоллин уже почти четырнадцать лет. А это немалый срок. Апслингеры жили в следующем доме вверх по улице; их мальчик Кенни разносил утренние газеты. Через дорогу жили Ланги. Хобарты – через два дома вниз по улице (Линда Хобарт одно время была нянькой у Чарли, а сейчас она училась на врача в городском колледже). Стофферы. Хэнк Алберт, жена которого умерла от эмфиземы четыре года назад. Дерби. А через четыре дома вверх по улице от того места, где он трясся в своей машине, жили Куины. И еще дюжина других семей, с которыми он и Мэри обменивались приветственными кивками при встрече, – в основном, это были семьи с маленькими детьми.

Симпатичная улица, Фред. Да, я знаю, что интеллектуалы презирают предместья – они не так романтичны, как кишащие крысами многоквартирные дома или же умилительные деревенские уголки. В предместьях нет ни великих музеев, ни великих лесов, ни великих свершений.